С детства Михаил Чехов был очень впечатлительным – возможно, это послужило основой его

сценического таланта. Он с детства играл в театре. Из Малого театра в Петербурге перевелся в Москву, в театр Станиславского. Он произвел на Константина Сергеевича впечатление монологами из Толстого и Достоевского и моментально был зачислен во МХАТ.

«Быть может, в первый раз за все те восемь десятилетий, которые насчитывает сценическая история «Ревизора» на русской сцене, явлен наконец-то тот Хлестаков, о котором писал сам Гоголь», — так писали о Чехове в «Вестнике театра». Про Чехова говорили, что он «чудо, которое нельзя разгадать».

У чуда была обратная сторона – из-за впечатлительности Чехов часто впадал в депрессии, вынужден был пропускать репетиции. Чехов перевоплощался с преувеличением, гротеском, заострением всех черт. Он добивался смеси смешного и ужасного, комедии и трагедии. И не хотел признавать рамки жанра. Он смотрел не только в психологию характера, но и в жизненные, бытовые подробности. Играл саму естественность, внутреннюю идею образа.

В творческих поисках он уехал из СССР, работал и преподавал во Франции, Германии, Чехословакии, Англии. В Америке Чехов стал активно продвигать систему Станиславского, поэтому она стала одной из самых популярных в Голливуде. В студии Чехова занимались Мэрилин Монро, Ингрид Бергман, Грегори Пек, Клинт Иствуд и многие другие звезды Голливуда. Но невзирая на успех, Михаил Чехов до последних дней считал, что он так и не нашел своего места в мире и в искусстве. Искусство осталось далеко, на родине. Находясь в эмиграции, он говорил близким друзьям:

«Я переживаю огромную, страстную и самую безнадежную любовь в своей жизни — любовь к русскому театру».